Слово шамана [= Змеи крови] - Александр Прозоров

Больше двух часов ждал он ответа — а стрельцы тем временем выпрягли из повозок лошадей, отогнав их назад, составили телеги плотно одну за другой, привязав оглобли к осям колес, пошарили по содержимому сундуков и мешков, угостили своих стоящих в строю товарищей кислым молоком и мясом. Кое-кто успел даже побаловаться с ласковыми басурманскими наложницами, что все равно сидели в своих кибитках без дела.

Наконец, татары зашевелились, подъехали к броду, принялись пускать стрелы, надеясь расстроить стрелецкие ряды. Однако боярские дети тоже умели пользоваться луками — и ногайцы, получив достойный ответ, попятились. После этого Салиху Гали, получившему строжайший приказ, подкрепленный угрозой жестокой кары за утрату всего взятого с собой в поход добра, оставалось только одно: взять в руки копье и во главе первых сотен ринуться в атаку на ряды неверных.

— Алла билла! Алла билла! Бог с нами!

Конная атака всегда выглядит ужасающе. От дробного стука сотен копыт начинает мелко дрожать земля, надвигающаяся многоголовая масса стремительно вырастает в размерах. Десятки, десятки десятков острых стальных наконечников опущены вниз и кажется, все смотрят в грудь именно тебе.

Слетев с высокого берега, татары врезались в реку, подняв к небу облака брызг, и тут выяснилось, что вода слишком плотна для быстрой скачки. Конница невольно перешла на шаг, погружаясь все больше и больше, почти по грудь скакунам. Крайние всадники, оказавшиеся за пределами брода, начали падать, либо погружаться слишком глубоко, чтобы продолжить наступление. Вот тут стрельцы и дали слитный залп из тысяч пищалей. Свинцовый поток, ударивший в татар с расстояния в сотню шагов, снес все, что находилось на его пути. Поверхность оказалась совершенно чистой. Вода же в реке моментально окрасилась кровью, вниз понесло тела людей и конские туши, а не успевшие спуститься к руслу нукеры стали торопливо заворачивать скакунов.

Среди погибших был и Салих Гали — а потому до самого вечера новых атак татары не начинали.

* * *

Варлам Батов продолжал командовать правым крылом кованой конницы, стоящим сбоку и чуть позади сгрудившегося в круг обоза — полутора тысячами всадников боярского ополчения, почти полностью состоявшего из оскольских помещиков. Он хорошо понимал, почему Даниил Федорович назначил воеводой именно его. У Батова был самый большой отряд холопов и оружных смердов, рядом с ним маячило трое братьев, тоже с небольшими отрядами, выставленными согласно писчим листам, он больше десяти лет успешно защищал свою усадьбу на краю Дикого поля и, наконец, он успел познакомиться с дьяком лично и явно ему понравился.

Но одно дело — понравиться государеву дьяку, и совсем другое — родовитость предков, а потому Варлам все время ждал, что кто-то из его воинов заявит о большей древности своего рода, более достойном происхождении предков, более звучной фамилии. Однако прошел первый день, настало утро второго — и никто не потребовал от Батова отдать свой пост более знатному боярину.

Как-то само собой получалось, что исполченное по земскому обычаю войско подчинилось принципу опричнины: командует самый достойный, а не самый родовитый. Постепенно Варлам успокоился и стал куда больше внимания уделять ходу битвы, нежели перешептываниям у себя за спиной.

Между тем, поутру на берег Миуса подошло еще несколько татарских тысяч во главе с более опытным командиром, и степняки начали обдуманную и правильную атаку. Конные сотни одна за другой подходили к берегу реки и засыпали пищальщиков стрелами, без жалости опустошая свои колчаны. Правда, на этот раз стрельцы не выстраивались в правильные ряды, как это было накануне, а засели за повозками, в изготовленном накануне вечером импровизированном укреплении.

Стрелы стучали по доскам телег с такой частотой, словно на захваченный обоз обрушился густой град — и это при том, что в повозки попадала лишь малая толика смертоносного ливня. Земля на берегу, и вытоптанное пространство внутри двойного кольца разнокалиберных колымаг было настолько истыканы тонкими длинными древками, что, казалось, даже на самых жирных и влажных землях степной ковыль растет куда реже.

Поначалу Варлам еще надеялся, что степняки выдохнутся — как-никак, а главный их запас стрел находился здесь, в обозе, но конники стреляли и стреляли, и время от времени со стороны обоза доносились болезненные выкрики.

— За мной! — скомандовал Батов и тронул пятками коня.

Полторы тысячи воинов его крыла выдвинулись вперед, к самому броду, и тоже взялись за луки, обстреливая очередную подошедшую к реке сотню — но татары не то что не испугались, они даже не стали отвечать! Степняки продолжали засыпать летучей смертью именно обоз и засевших в нем стрельцов, и даже падение на землю нескольких товарищей не заставило их отвлечься на закованную в железо тяжелую конницу. Варлам выпустил полсотни стрел из одного колчана, потом наполовину опустошил другой и отступил, почувствовав, как рука начинает уставать, и стрелы постепенно утрачивают смертоносную силу. Между тем татары продолжали свою карусель, посменно стреляя и стреляя по русским воинам.

Батов зажмурился и попытался прикинуть, когда они выдохнутся.

К реке подошло около десяти тысяч врагов. Сто сотен. У каждого воина на крупе коня сто стрел. Значит, каждая сотня выпустит в них десять тысяч стрел, да еще на сто сотен, да еще тысяч двадцать степняков еще только на подходе… В итоге у него получилась какое-то огромное, несуразное, невероятное число, не имеющее названия.

— Татары идут!

Варлам открыл глаза, подобрал поводья коня.

Степная конница, не переставая стрелять, ринулась вперед, разбивая грудями коней прохладные речные потоки. Когда они достигли стремнины — со стороны обоза загрохотали, сливаясь в долгий, непреходящий гул, пищальные выстрелы. Обоз заволокло белыми дымами — но со стороны правого крыла было видно, как всадники, словно налетев на невидимую преграду, вылетают из седел или заваливаются в воду вместе с лошадьми.

Первые ряды атакующих полегли почти целиком, но вместо них в реку уже спустились другие, причем с берега продолжал литься непрерывный поток людей и коней, направляемый чьей-то железной волей. Для идущих в атаку степняков не имелось выбора — наступать или остановиться, поскольку сзади на них напирали все новые и новые массы, вынуждая двигаться вперед.

Грохот выстрелов начал разбиваться на отдельные хлопки — живая масса наконец смогла преодолеть смертоносную свинцовую стену и покатилась вперед, к повозкам.

Первые из татар попытались достать до притаившихся среди телег стрельцов копьями, но через двойной строй телег дотянуться до отмахивающихся бердышами стрелков не удавалось, перепрыгнуть препятствие на коне было невозможно, и татары начали спешиваться и лезть по повозкам ножками, с саблями и копьями в руках.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});